В этом тексте есть мат и описание сцен насилия. Если для вас это неприемлемо, пожалуйста, не читайте.
Серафим трудолюбивый
Высокий худой мужчина с рыжей бородой, в рясе и зимней куртке насыпает геркулесовую крупу в кормушки. К ним, квохча, подходят курицы, а мужчина повышает голос: «Яйца подорожали, откуда-то с Турции, с Китая [везут]… Что у нас, российских яиц нету?!»
Этот сюжет вышел 21 марта 2024 года в мурманских «Вестях». Его герой — 45-летний Серафим Самошин, монах Свято-Троицкого Феодоритова мужского монастыря в Мурманске. На попечении у Самошина — сотня куриц. Монах включает в курятнике Моцарта и Баха — в интернете он прочитал, что птицы от симфонической музыки дают больше яиц.
«Он у меня очень трудолюбивый парень», — говорит «Людям Байкала» о Серафиме его мать Ирина Самошина.
«Хозяйственный, всё у него горит в руках, очень талантливый человек», — добавляет настоятель монастыря, игумен Трифон Михайловский.
«Золотые руки, просто красавчик», — восклицает друг Самошина, военный пенсионер Геннадий Каминский.
Каминский несколько раз повторяет, что «такие люди, как отец Серафим — редкость в наше время». Эту же мысль проговаривает ещё один знакомый монаха Евгений Тарасевич. Он вспоминает, как много лет назад Самошин помог ему «божьим делом». «Вызвали меня к оперативнику, который бил ребят, и они от него уезжали на больничку. Оперативник этот хотел, чтобы ребята „стучали“, — рассказывает Тарасевич. — Серёга — он тогда ещё Серёгой был — узнал об этом и дал мне перед встречей иконку [святого] Серафима Саровского».
Тарасевич считает, что икона «уберегла» и оперативник его не тронул. «Мы просто поговорили о вере и чай попили», — смеётся Евгений.
Тарасевич и Самошин вместе отбывали срок в исправительной колонии строгого режима в посёлке Ревда Мурманской области.
Серафим мстящий
Сергей Самошин родился в 1978 году в Щёлковском районе Московской области. Отец был строителем, мать работала в столовой. Сергей часто отдыхал у дедушки с бабушкой в деревне на берегу Клязьмы. Любил рыбачить. Мать Самошина говорит, что он был «хулиганистым и учился на троечки».
— В школе он, как Шерлок Холмс, не перегружал мозг, — вспоминает старший брат Сергея, 52-летний Владимир. — «Зачем я буду учить географию, если я в Австралии никогда не буду». То, что ему было нужно для жизни, он хорошо запоминал.
— А что вашему брату тогда нужно было для жизни?
— Да, честно говоря, не знаю. Наверное, футбол. И то, больше футболом увлекался я. Серафим был более домашний. В семье считалось, что я был такой… «оторви да выбрось». А получилось наоборот.
Самошин-старший работает охотоведом в Угличе, не пьёт и не курит, занимается спортом. Владимир считает, что переосмыслил жизнь в 16 лет — после встречи с будущей женой Ниной. Сейчас у пары пять детей и внук. «У Серафима привязанности к семье никогда не было, — рассуждает Владимир. — В результате я успокоился, а брат — нет».
После восьми классов Сергей получил первый уголовный срок. Ни он, ни его брат, ни мать не помнят подробностей дела. «Кажется, дали три года за кражу, — говорит Владимир Самошин. — Ничего серьёзного». «Были девяностые, группировки, криминал», — объясняет свою судимость сам Сергей.
Когда Сергей вышел из колонии, в пьяном застолье убили его отца Михаила. Обвинили, по воспоминаниям Владимира Самошина, одного из собутыльников. «Но на суде тот повторял, что никого не трогал, — говорит Владимир, — Серафим поверил в это — и стал выяснять, что случилось на самом деле». (Владимир называет брата «Серафимом» только в интервью ЛБ, в личном общении он зовёт его «Серёгой», «Братаном» или «Рыжим»).
Как описывают братья Самошины, их отец выпивал на даче вместе с другом и с его сожительницей. «Она недолюбливала обоих. Дождалась, когда они запьянели, зарубила отца, а топор вложила в руку второго мужика, — утверждает Владимир. — Получается, двух зайцев одним махом убила».
Самошин-младший рассказывает, что узнал настоящее имя убийцы случайно: «Мы со знакомым мимо шли. Встретили эту женщину, налили рюмку, она начала говорить, как и что произошло. И я ей говорю — извините, вас сейчас убьют. Ну, короче, молотком провалили ей голову. Отомстил я. Как-то так».
В 1998 году, как говорит сам Самошин, а также его родные и знакомые, 20-летнего Сергея приговорили к 17 годам лишения свободы за групповое убийство, а его подельника — к 15 годам. (ЛБ не нашли приговор Сергея Самошина по открытым источникам. В Щёлковском городском суде Московской области нам сообщили, что уголовные дела конца 90-х переданы из суда в Щёлковский архив. Редакция обратилась в архив, на момент публикации материала ответа не было. Данных по убийству отца Самошина в открытых источниках также нет).
«Конечно, никто не ожидал, что Серафим такой гигантский срок получит. Но раз получилось — так получилось», — рассуждает Владимир Самошин.
Мать братьев Самошиных говорит, что «вообще ничего» не помнит о событиях тех лет и что «старается всё забыть». «Муж пил, поэтому и случилась с ним эта беда, — коротко комментирует 73-летняя Ирина. — Не пил бы — ничего и не было бы».
Серафим верующий
В 2000 году Сергея перевели в Ревдинскую колонию строгого режима в Мурманской области. Это середина Кольского полуострова, между Кандалакшским заливом и Белым морем.
В колонии Самошин стал верующим. До этого к религии его не тянуло. «Я смеялся над всем таким, — рассказывает ЛБ Самошин. — А потом мне в колонии дали Библию почитать. Ну, я читаю, чувствую — это моё. Начал в храм ходить, помогать батюшкам, когда приезжали. Каким-то чудным образом стал читать на церковнославянском».
47-летний Евгений Тарасевич, который находился в колонии вместе с Самошиным, вспоминает, что «заразил всех православием» ещё один осуждённый — Геннадий Чудневич. «Гена решил покреститься, три дня постился, не ел, не пил ничего. Как сухая голодовка практически, — рассказывает Тарасевич. — Простил все долги людям, которые ему были должны. Покрестился, пришёл к администрации — нужна молельная комната. На него посмотрели, посмеялись — ты дурак совсем, тут зона, какая комната. Но Гена своего добился».
Чудневич организовал молельню и загорелся идеей построить на территории колонии православный храм. Ему разрешили — а возводили храм сами осуждённые, среди которых был и Сергей Самошин. Евгений Тарасевич говорит, что в этот период в колонии «чудо происходило одно за другим». «Сначала Ванька на стройке упал с высоты второго этажа. Мы застыли — а он встал и пошёл, — вспоминает Тарасевич. — А потом мне пальцы придавило шестиметровым бревном, хруст знатный стоял, я думал — всё, хана. А ничего, не сломал».
После каждой вечерней молитвы осуждённые строители пили чай. «И представляете, Гена [Чудневич] засовывал руку в пакет, чтобы достать конфеты, каждому по одной. И всегда доставал то количество конфет, сколько человек пришло! — восхищённо вспоминает Евгений Тарасевич. — Чудес православных очень много. Мы просто живём, не обращая на это внимание».
Евгений называет православие «стержнем, который не дал многим ребятам [осуждённым — ЛБ] оскотиниться и сломаться».
После выхода Геннадия Чудневича на свободу старостой православной общины в колонии стал Сергей Самошин. Родные Самошина говорят, что Сергей «поменялся очень сильно и даже бросил курить». Его брат Владимир сумками привозил в Ревдинскую колонию религиозную литературу.
«Я однажды приехала к Серёже на три дня, продукты взяла. А у него пост был, — рассказывает мать Сергея Ирина. — И за эти три дня, представляете, он ни к колбаске не притронулся, ни к чему. У Серёжи серьёзно всё это было, я поразилась».
В 2009 году Самошина условно-досрочно выпустили на свободу. Он отправился к Геннадию Чудневичу, который к тому моменту уже стал иеромонахом и получил церковное имя Геронтий. Старец Илия (он известен как духовник патриарха Кирилла, скончался в марте 2025 года) благословил Чудневича на строительство монастырей.
Почему бывшие уголовники идут в монастыри
В России экс-осуждённые начали появляться в монастырях в 90-е годы ХХ века. Им бесплатно предоставляли ночлег и еду, взамен просили трудиться — в монастырях активно восстанавливали разрушенные в советское время храмы и церковные постройки. Некоторые бывшие уголовники становились монахами, их прошлое не не было для этого препятствием.
С другой стороны, как отмечает священник Андрей Кордочкин, в большие и успешные российские монастыри всегда обращается много желающих, и монастыри «вполне могут выбирать, кого они хотят видеть, а кого — нет». (Кордочкин был клириком РПЦ, в конце 2023 года из-за доноса Z-прихожан его запретили в служении, он перешёл во Вселенский Патриархат).
«В русской глубинке в маленькие монастыри часто приходят бывшие зэки, наркоманы и так далее. В том числе, потому что никаких реабилитационных систем для них не существует. А монастырь для таких людей часто связан с какой-то предсказуемостью: у тебя есть кровать, у тебя есть чистое бельё, у тебя есть еда, тебе надо работать и молиться. Кого-то эта картина может ужаснуть, а для человека, который экономически или психологически не может один выживать, эта картина, в принципе, неплохая», — говорит священник.
Кордочкин вспоминает, как много лет назад он на несколько ночей остановился в монастыре под Вологдой. «Меня поселили в комнату к трудникам. И ночью в этой большой комнате на полную громкость работало радио. Потом мне объяснили, что ребята эти — в основном сидельцы. И у них в тюрьме радио работало всю ночь, это давало им ощущение сопричастности тому, что происходит за пределами тюрьмы».
В Мурманской области Геронтий восстановил два объекта — Трифонов Печенгский монастырь на севере региона и подворье этого же монастыря в Мурманске (в 2020 году подворье преобразовали в Свято-Троицкий Феодоритов монастырь). В работах иеромонаху помогали бывшие осуждённые — взамен Геронтий давал им ночлег и еду.
Сергей Самошин также присоединился к строительству монастырей. Сначала был послушником, но уже через год стал монахом. При постриге ему дали имя «Серафим», в честь святого Серафима Саровского.
Как имя «Серафим» связано с ядерным оружием
Преподобный Серафим Саровский никогда не был связан с военной службой, но в рамках «гражданской религии», говорит священник Андрей Кордочкин, «и его удалось мобилизовать».
После Великой Отечественной войны лаборатории для разработки ядерного оружия были размещены в Сарове в стенах монастыря. По словам Кордочкина, это обстоятельство было использовано для того, чтобы назначить преподобного Серафима покровителем физиков-ядерщиков и ядерного оружия как такового.
В 2007 году Владимир Путин заявил, что православие и ядерная отрасль «укрепляют российскую государственность». В том же году консервативный публицист Егор Холмогоров выступил перед сотрудникам Федерального ядерного центра в Сарове с лекцией «Атомное православие», в которой объявил, что оно является «практически официальной идеологией современной России». Центр в Сарове разрабатывает и производит ядерные боеприпасы, а в 2019 году учреждение заказало 76 икон Серафима Саровского со стразами.
В 2023 году патриарх Кирилл сказал, что ядерное оружие создавалось в обители преподобного Серафима «по неизреченному Божиему Промыслу».
Серафим трогательный
«Очень хрупкий, очень поэтичный, абсолютный слух, — описывает Серафима режиссёр-документалист Светлана Стасенко. — Настолько трогательный, настолько правильно мыслящий, обаяшка просто».
В 2021 году Стасенко выпустила ленту «Жили 12 разбойников» о том, как под руководством отца Геронтия (Геннадия Чудневича) бывшие уголовники построили Трифонов Печенгский монастырь на севере Мурманской области. Светлана не видела Серафима лично, но для фильма использовала архивные кадры 2012 года, которые снимали мурманские журналисты. На них Самошин звонит в колокола, читает «Господи, помилуй», объясняет, как и почему монастырь стал привлекать экс- осуждённых.
Стасенко рассказывает ЛБ, что её съёмочная группа заочно прозвала Серафима «Алёшенькой Карамазовым». Она вспоминает его «огромные, прекрасные глаза»
Кто такие трудники, послушники и монахи
Трудники живут и работают в монастыре чаще всего без цели принятия монашества. Послушники хотят стать монахами и начинают к этому готовиться — исполняют послушания, привыкают к монастырской жизни, распорядку дня и правилам. Когда человек становится монахом, ему символически постригают волосы и дают новое имя в честь святого, который становится покровителем постригаемого.
Подполковник милиции в запасе, ветеран войны в Афганистане Евгений Карандашев познакомился с Серафимом тоже в Трифонове Печенгском монастыре. Карандашев тогда работал замначальника управления ГИБДД Мурманской области.
— У нас сложились тёплые отношения в рамках социальной помощи, — описывает он Самошина. — Серафим занимался огромной общественной работой.
— А что это значит?
Карандашев объясняет: кроме бывших осуждённых в монастырь часто приходили бездомные. Монахи (включая Самошина) обеспечивали их работой, жильём, едой, восстанавливали документы.
— Человек мог начать новую жизнь. Это сильно подкупало, — говорит Карандашев.
— А как Серафим общался с обычными людьми?
— Он был очень отзывчивым. Однажды я заехал в монастырь вместе с друзьями. У одной женщины из нашей группы был день рождения. Серафим внезапно снял с себя золотой крестик, благословил и подарил ей. Эта женщина до сих пор хранит крест и с теплотой вспоминает о том дне.
Домохозяйка Алеся Наговицина познакомилась с Самошиным в 2013 году. Она ушла от первого мужа, который её избивал, и обратилась за помощью на монастырское подворье в Мурманске. Серафим стал помогать Алесе: привозил продукты, деньги, ходил с её сыном на хоккей и в кино, купил ноутбук. Наговицина говорит ЛБ, что всегда относилась к Самошину как к «старшему брату, который ничего не боялся и мог за меня в драку влезть, и в морду дать».
«Однажды Серафим приехал, увидел, что я в синяках, — вспоминает Алеся. — А меня бывший муж избил, хотел, чтобы я вернулась. Ну, мы поехали в мужнину квартиру. Серафим ему очень спокойно объяснил: что бы ни случилось, женщин трогать нельзя. Но тот был выпивший. Слово за слово — и Серафим его тихонечко поколотил».
Наговицина описывает, что Самошин избивал её экс-супруга молча, а сама она Серафима удерживала — «чтобы до тюрьмы не дошло». Алеся считает поступок монаха правильным — бывший муж потом «всё понял, отстал и уехал из Мурманска».
Серафим разящий
В 2015 году Самошин стал иеродиаконом — это монах в сане диакона, который помогает священникам во время богослужений, но не может самостоятельно совершать таинства. Вскоре Серафим поступил в семинарию, его благословил тогдашний митрополит Мурманский Симон.
«Ходили разговоры, что [руководители монастырского подворья в Мурманске] меня хотят сделать священником, — вспоминает Самошин. — Думаю, я был бы готов — у меня всегда получалось общаться с людьми».
Серафим успел поучиться два года. Но в священники его так и не рукоположили.
В июле 2018 года в Мурманске иеродиакон Серафим Самошин и послушник Сергей Добровольский пришли в гости к знакомому. Хозяин квартиры вместе с сожительницей организовал застолье — на кухне пили алкоголь, в комнату выходили танцевать. Через несколько часов хозяин приревновал сожительницу к гостям, они начали выяснять отношения. Самошин и Добровольский повалили мужчину на пол и стали пинать ногами, стараясь попасть по голове.
Сожительница защищала хозяина квартиры от ударов, ей и самой досталось — гости сломали женщине два ребра и челюсть. В судебном решении цитируются свидетельские показания: «Самошин схватил её за волосы, потащил в комнату, потребовал вступить в половую связь, она отказала, после чего он ударил её».
Избитый мужчина всю ночь пролежал на полу. Самошин с Добровольским спали на кроватях. Когда утром они проснулись, хозяин квартиры, по их выражению, «храпел». Гости накинули на него одеяло и ушли на монастырское подворье. Оба были пьяны, пили пиво и рассказывали всем, что избили человека.
59-летний мужчина умер, не дождавшись помощи.
Свидетели говорили на суде, что погибший «считал Самошина своим духовным наставником», «очень уважительно к нему относился» и «слушался его беспрекословно». Известно, что пострадавший много лет просидел в тюрьмах, но под конец жизни стал верующим и какое-то время провёл в мурманском монастыре как трудник.
История быстро просочилась в мурманские СМИ. Журналисты писали, что «священник убил человека» (хотя Самошин на тот момент был не священником, а иеродиаконом). Посетители подворья называли Серафима «надёжным и приятным человеком» и утверждали, что не могут «поверить в то, что случилось». На самом подворье отказывались от комментариев.
Самошина и Добровольского признали виновными в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего (ст. 111, ч. 4). Они получили по 9,5 лет колонии строгого режима.
Нынешний настоятель Свято-Троицкого Феодоритова монастыря (так сейчас называется подворье), игумен Трифон Михайловский рассказывает ЛБ, что после случившегося Серафима запретили в служении как иеродиакона. Но Самошин остался монахом. По церковным канонам, снять монашество с человека невозможно.
Сам Серафим утверждает, что ничего не знает о запрете. «Отцам видней, но мне никто ничего не говорил, — говорит ЛБ Самошин. — Чтоб отправить в запрет, должен быть суд церковный, а его не было».
В Мурманской епархии ЛБ подтвердили, что Самошин с 2018 года находится под запретом как иеродиакон: «В личном деле есть такая бумага. Лично у него она вряд ли есть, потому что когда его отправляли под запрет, он же в тюрьме был».
Серафим раскаивающийся
Военный пенсионер Геннадий Каминский говорит, что погибший был «человеком, который ниже плинтуса опускался». «Понятно, лишили его жизни, но не всё так просто, как кажется, — размышляет собеседник ЛБ. — Я полюбасу за отца Серафима, понимаете. Он мой близкий, родной. И я его люблю, каким бы он ни был».
Каминский считает, что никто из знакомых Самошина «не мог объяснить, что произошло». «Ну, вот так получилось», — философски комментирует он. «Я отцу Серафиму говорил: жизнь — минное поле. Только расслабился, шаг вправо, шаг влево — взорвался», — добавляет Геннадий, который с 2014 по 2016 годы трижды ездил на Донбасс добровольцем.
Сам Серафим называет смерть своего знакомого «чистой случайностью и глупостью». «Он просто нас пригласил, у него ревность произошла, — объясняет он ЛБ. — Это не было целенаправленно или ещё что-то такое».
Самошин говорит, что «сразу же раскаялся» в том, что произошло. «У меня так устроено: если я что-то сделаю, я сразу получаю „ответку“, наказание, — размышляет он. — Но если упал, надо найти силы вставать и двигаться дальше».
После преступления Самошин с Добровольским не прошли освидетельствование на алкоголь в крови, и суд не признал их опьянение отягчающим обстоятельством. Но все знакомые обоих Сергеев, с кем общались ЛБ, говорят, что те нередко выпивали прямо в монастыре. «Все об этом знали, но все закрывали на это глаза», — анонимно рассказывает один из бывших трудников монастыря.
Серафим начал употреблять алкоголь ещё в молодости. Он боролся с тягой к спиртному, иногда уходил в завязку, но потом опять срывался. Геннадий Каминский вспоминает, как однажды приехал в Трифонов Печенгский монастырь после Пасхи и взял с собой «для трапезы хорошие [алкогольные] напитки». Монахи с гостями накрыли стол за территорией монастыря и стали выпивать. «Я их [братию — ЛБ] спровоцировал, но у них там и своё было», — вздыхает Каминский.
«В какой-то момент вижу — ситуация выходит из-под контроля, — рассказывает собеседник ЛБ. — И забираю со стола пузырь виски Red Label, там почти литр был. А отец Серафим тянет к себе. Ну, и чтобы ничего не произошло, я взял у него бутылку и выкинул в речку Печенгу. И говорю ему — батюшка, если я сказал „нет“, значит „нет“. Тормози».
Каминский неоднократно разговаривал с Самошиным о вреде алкоголя. Серафим всегда объяснял свою страсть тем, что «лукавый крутит». «Типа он сам не хотел [выпивать], а бес его уговорил, — вспоминает Геннадий. — Ну, я ему говорил жёстко: „Отче, знаешь чё, я тебе просто заеду в башку, чтобы лукавый не крутил!“»
Домохозяйка Алеся Наговицина рассказывает, что Серафим нередко выпивал у неё на глазах, но она «этого не боялась». «Он хоть выпивший, хоть трезвый— абсолютно спокойный человек, и мне он ничего плохого не сделал», — объясняет Алеся.
«Да, я люблю выпить, — не скрывает сам Самошин. — Иногда [бывает] перебор. Я могу, допустим, неделю попить. Но, понимаете, у меня это тихо и спокойно. Если меня не трогать, всё будет нормально, это ни на ком не отразится, я такой же весёлый парень. А когда начинают меня дёргать, что-то взрывается».
Серафим решительный
Мой первый разговор с Серафимом Самошиным в январе 2025 года занимает меньше минуты. Я звоню, Серафим берёт телефон — слышно, как звенит посуда, раздаются возгласы.
— Как вас лучше называть — отец Серафим или просто Серафим? — спрашиваю я.
— Да можно просто Серафим, — громко отвечает Самошин.
Его перебивает другой мужской голос, он кричит прямо в трубку.
— Слушай, хохлушка, тебя давно в жопу не пялили, блядь? Прекрати разговор.
Серафим бросает трубку. Позже выясняется, что со мной разговаривал его сослуживец. Сейчас Самошин — разведчик в диверсионном отряде «Тигр» в составе ЧВК «Редут». На войне с Украиной он уже в третий раз. Его позывной — «Серафим».
Самошин впервые уехал на войну в конце 2022 года. Заключил контракт с ЧВК «Вагнер». Забирали его из исправительной колонии. Подписал контракт и Сергей Добровольский — вместе с которым Серафим забил знакомого до смерти.
«Серёга [Добровольский] говорит — „я пойду точно“. Я отвечаю — я тоже не пропущу такую заваруху, иначе не прощу себе никогда в жизни. Ну, и мы первым же замесом, так сказать, полетели», — рассказывает Серафим, как он принимал решение воевать. Это второй наш разговор, Самошин уже более сдержан и подбирает слова.
Серафим подчёркивает, что к моменту вербовки он уже «выполнил свои задачи» в православном храме при колонии. «Ремонт там сделали, колокола повесили, купола покрасили, — перечисляет Самошин. — Думаю, ну всё, можно ехать».
Всю группу из колонии отправили в Бахмут. Через пять месяцев Сергей Добровольский погиб. Серафим Самошин вспоминает его как «доброго человека». «Любил на клиросе читать, очень верующий, — говорит Самошин. — Он был такой — за правду, за справедливость». В юности Добровольский увлекался тяжёлой атлетикой, но затем стал употреблять алкоголь и спорт забросил. У него несколько судимостей. На фронте он был сапёром.
Серафим вопрошающий
Сам Серафим служил в «Вагнере» гранатомётчиком, участвовал в штурмах, но не получил серьёзных ранений, только контузии. Его знакомые и родные в один голос говорят об этом: «Бог бережёт». Самошин объясняет ЛБ, что ему на войне помогает молитва: «Перед боевым заданием говоришь „Господи, помоги“ и бежишь, — рассказывает он. — А по тебе пулемёты стреляют».
— Почему вы вообще поехали воевать? — спрашиваю я Серафима.
— За Россию.
— А монахам разве можно воевать?
— Можно. За нас, за вас и за спецназ, — смеётся Самошин.
— Но вам же там наверняка приходилось стрелять в других людей?
— Стрелять приходилось, конечно. Но там в основном были поляки, грузины. Украинцев не особо много.
— А что вы делали, если попадали в других людей? Какую-то молитву читали? Это же грех?
— Я вам объясню. Грех — это когда ты целенаправленно в гражданской жизни убил кого-то. А когда ты стоишь и понимаешь, что иначе придут в Россию головорезы — это не грех, это за родину. Девушек насилуют, бабушкам ноги отстреливают. Чё это? — объясняет Серафим и обращается к условному украинскому военному. — Ну, зачем ты взял в руки автомат? Если взял, отвечай!
Самошин вспоминает свой разговор с украинцем, которого россияне захватили в плен в Бахмуте. «Я его спрашиваю — за что ж вы воюете, за что детей убиваете, — описывает Серафим. — Вам Запад предложил [в Украине] гей-парад провести, чтобы вступить в этот Евросоюз. Люди отказались, и вы за это начали их бомбить?»
— Он вам что-то ответил?
— Да чё, он сказал: «я повар, я только приехал». Я ему — ты же с пулемёта по нам стрелял две недели, а щас ты боишься. Повар! Вот такие там повара.
В телефоне слышно, как Серафим сплёвывает.
Могут ли воевать монахи? А священники?
По церковному канону, священник не может воевать с оружием в руках. В таком случае его извергнут из сана (хотя протоиерей Андрей Дорогобид из Братска ездил на войну с Украиной и участвовал в штурмах, и после этого его не запретили в служении).
С монахами ситуация сложнее. В 451 году Четвёртый Вселенский собор принял правило — монахам нельзя идти на воинскую службу; если всё же они воевали и после этого не раскаялись, их надо предавать анафеме. Последние годы на эту тему идут дискуссии, в РПЦ напоминают об иноках Пересвете и Ослябе, которые участвовали в Куликовской битве, и говорят, что подлинные монахи — воины Христовы.
Осенью 2022 года в российских СМИ обсуждалось, могут ли мобилизовать монахов на войну, если у них есть военный билет. Тогда в Валаамском монастыре заявили: «Военным его [монаха] не призовут, он дал обет. По обету ему не положено быть на передовой».
«Сама постановка вопроса [об участии монахов в войне] стала возможной, благодаря милитаризации православия, Z-богословию „священной войны“ и размытием границ между святостью и героизмом, между гражданским и духовным», — говорит ЛБ священник Андрей Кордочкин.
Кордочкин напоминает историю екатеринбургского священника Даниила Сидорова — в 2024 году Сидорова обвинили в сексуализированных домогательствах к девушкам, после чего Даниила запретили в священнослужении и он уехал на войну штурмовиком. Митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Евгений (Кульберг), чьим секретарём-референтом был Сидоров, заявил, что Даниил «приступил к иному служению — Родине и её защите».
«Это очень интересно лексически, — комментирует слова Кульберга Андрей Кордочкин. — Потому что тут слово „служение“ относится и к священническому служению, и к убийству на войне». Кордочкин полагает, что такое высказывание митрополита «ложится в общую нынешнюю канву [Z-православия]».
Серафим меланхоличный
Самошин не хочет вспоминать о штурмах, в которых он участвовал. Он называет их не «мясными», а «тупыми» — потому что «наших ребят отправляли в лобовое, и они там пачками ложились».
— Это не передать, это не забыть, это не рассказать, — медленно говорит Самошин. — Это грязь, взрывы, кровь, крики. Мясорубка, короче. Бессмысленно!
Серафим рассказывает, как быстро на войне меняются причины, по которым воюют люди: «Это там, по телевизору, говорят про патриотизм, ещё чё-то. Нет! Тут очень быстро патриотизм заканчивается. Здесь или ты, или тебя. Всё работает по-другому».
Самошин делает паузу, в телефоне слышно, как переговариваются его сослуживцы. «Я на расслабоне сегодня», — говорит один. «Ну, и иди на хуй», — смеётся другой.
Я вспоминаю, как в первый раз увидела Серафима Самошина. В конце 2024 года на православном телеканале «Спас» вышел фильм «Хула. Правда о русском мате». В нём представители церкви делились своими тревожными размышлениями о распространении в России обсценной лексики. Одним из героев проекта стал и Самошин.
Журналисты отправились вместе с Серафимом в исправительную колонию в посёлке Мурмаши под Мурманском. Именно отсюда Самошин уехал на войну впервые. В день своего возвращения в Мурмаши Серафим надел чёрную рясу, а на неё повесил «вагнеровские» награды: Чёрный (окопный) крест, медали «За отвагу» и «Бахмутская мясорубка».
В колонии устроили чаепитие и разговор с верующими осуждёнными. Игумен Трифон Михайловский, который приехал вместе с Серафимом, объяснил на встрече вредоносные свойства нецензурной речи. После этого Самошин сказал, что война — «это грязь, глина, матерщина». И вспомнил, как однажды при сильном обстреле взмолился: «Господи, прости, я больше не буду так [материться]». Тут же снаряды, которые летели в сторону Серафима, по его словам, перестали разрываться, а просто «втыкались в землю».
В апреле 2025 года Серафим присылает мне видео, которое «снято буквально вчера». В ролике Самошин лежит на дверце от шкафа и стреляет из снайперской винтовки Драгунова. Отчётливо слышно, как монах говорит: «Блядь, она вообще ходит!». Автор видео советует Самошину держать винтовку «жёстче». Серафим объясняет ЛБ, что «пристреливал оптику» и что в качестве мишени был портрет Степана Бандеры.
Серафим милосердный
Весной 2023 года у Серафима закончился полугодовой контракт с ЧВК «Вагнер». Самошин вернулся в Мурманск и почти год пробыл в Феодоритовом монастыре. «Он попросился к нам на покаяние, — вспоминает настоятель монастыря, игумен Трифон Михайловский, — владыка дал благословение, мы его приняли».
Михайловский рассказывает, что Серафим не приходил в монастырь, пока «все [заработанные на войне — ЛБ] деньги не пропил». «Потом два раза появлялся в подвыпившем состоянии. Я говорю — успокоишься, тогда приходи, — описывает настоятель. — Потом он пришёл трезвый, проявил желание остаться. И месяцев семь-восемь пробыл тут. Молодец — на службы ходил, молился, послушание нёс, не пил».
По словам игумена, Серафим говорил ему, что в Бахмуте не убил ни одного человека.
— Сложно поверить, что в Бахмуте можно было обойтись без убийств…
— Серафим говорил, что окапывался постоянно. Но это Господь знает, мы сейчас эту тему не трогаем…
После возвращения с войны Серафим в монастыре выращивал вешенки и разводил куриц. Его увлечение птицеводством началось во время первого контракта, когда он был «вагнеровцем».
— Я в Бахмуте нашёл две курицы. Одна раненая была, она потом сдохла. А для второй я сделал курятник в сарайчике, нашёл бочку с кормом, — вспоминает Самошин. — Ребята надо мной смеялись. А я им отвечал — чё, плохо, что ли, яичницу с утра поесть?
По словам Серафима, курица вскоре начала его узнавать и «подпривыкла». Когда его группу передислоцировали, Самошин не стал забирать птицу с собой, а оставил другим российским военным. Он не знает, что стало с курицей потом.
Серафим жёсткий
Через год после пребывания в монастыре, по выражению настоятеля Трифона Михайловского, «военный дух опять Серафима захватил, и он опять захотел на фронт». В монастыре его благословили. В мае 2024 года Самошин уехал на войну в составе диверсионного отряда «Тигр» от ЧВК «Редут», в ноябре вернулся (бойцы «Редута» заключают контракты на шесть месяцев).
Серафим пробыл на «гражданке» всего несколько месяцев и в феврале 2025 года в третий раз отправился на войну — снова в составе «Редута». Самошин принципиально не хочет заключать контракт с Министерством обороны РФ — хотя «Редут» создан по инициативе Минобороны и полностью им контролируется.
В «Тигре» Самошин служит разведчиком. В месяц, по его словам, зарабатывает 230 тысяч рублей. Ни квартиру, ни дом, ни машину Серафим до сих пор не купил — «родным дашь, знакомым дашь, ну, и что-то прогулял».
После второго возвращения с фронта Самошин вновь пришёл в мурманский монастырь повидаться с настоятелем, но, как вспоминает Трифон, «война уже поставила на нём печать». «Жёсткий, недовольный, — описывает Михайловский Серафима. — У него уже пошло осуждение, как здесь, в миру, живут люди. А осуждение — это опасность».
Трифон предложил Серафиму побыть в монастыре хотя бы несколько месяцев, чтобы «помолиться». «Он сказал — подумаю, а через пару недель уехал».
Серафим рассказывает ЛБ, что был расстроен тем, что куриц в монастыре больше нет. Когда он уехал на фронт, птиц переселили в летний курятник. В первую же ночь туда пробрались собаки и задавили почти всех кур.
Сейчас Самошин не поддерживает связь с Михайловским, хотя раньше они переписывались. При этом настоятель готов принять Серафима после войны в качестве монаха «в любое время». «Он может тут молиться, приносить покаяние, — говорит ЛБ Трифон Михайловский. — Вспомните, что после Великой Отечественной войны был расцвет монашества».
Старший брат Самошина Владимир периодически встречается с Серафимом в прифронтовой зоне. Владимир — волонтёр и несколько раз в год ездит на захваченные территории, чтобы передать российским военным гуманитарную помощь. Самошин-старший бы и сам хотел бы воевать, но не может по состоянию здоровья. «Я за брата детей воспитываю, он за меня воюет», — рассуждает Владимир.
По его словам, Серафим на фронте и Серафим в мирной жизни — это совершенно разные люди. «Там он собранный, взгляд другой, такой жёсткий ежик, лишнее слово не скажет, — описывает Владимир. — Мотивированный боец».
Военный пенсионер Геннадий Каминский считает, что «отче Серафим вкусил военной науки, и понял он, что это его призвание». «Если бы я закончил земную жизнь свою на поле боя — это для меня был бы просто высший пилотаж. Я думаю, отец Серафим такой же», — предполагает Геннадий.
Серафим вразумляющий
— Война — это, конечно, плохо, — размышляет Серафим. Он говорит негромко, вдумчиво, мягко. — Война — это горе.
Самошин присылает свою военную фотографию: он в армейской форме, с автоматом в руках, по центру груди — «вагнеровский» шеврон, а рядом с шевроном — игрушечный заяц в бело-розовом платьице. Серафим рассказывает, что зайца зовут Люся, игрушку подарила дочь его друга, и теперь Люся всегда «смотрит за дронами». На шее у зайца — георгиевская ленточка.
— Но зачем нужна война? Это же что-то совсем неправильное.
Самошин заметно оживляется.
— С точки зрения православия, война — следствие развращения, духовного падения людей, причём с обеих сторон. Разницы нет — хохол или русский, — рассуждает он. — Если война происходит, значит, народ это заслужил. И война нужна, чтобы люди наконец проснулися.
Серафим говорит, что всегда молится, чтобы «Господь вразумил человека, потому что оружие же не стреляет само по себе — человек стреляет». Под «человеком» Самошин подразумевает не любого военного, а именно украинского. «Пусть Господь вразумит, чтобы они [украинцы] отступили или сдались. Чтобы меньше было стрельбы, чтобы меньше было жертв», — нараспев произносит Серафим.
Электрик Евгений Тарасевич, с которым Самошин сидел в колонии, уверен, что Серафим будет воевать долго: «Не потому, что ему хочется стрелять или убивать. Он туда [на войну] идёт по зову сердца, чтобы родину защищать».
Тарасевич предполагает, что Самошин «визуально может что-то неправильно делать, не по канонам — монах с оружием бегает по полю, бросает гранаты, убивает других людей». «А по факту он защищает православную веру», — подчёркивает Евгений.
Серафим очарованный
Брат Самошина Владимир говорит ЛБ, что Серафим всегда ассоциировался у него с героем повести «Очарованный странник» Лескова. Персонаж проходит через множество испытаний — от татарского плена до убийства цыганки. В итоге становится монахом, но планирует идти на войну, «защищать родину».
«Но Серафим до конца свой путь ещё не прошёл, — рассуждает Владимир. — Он как самурай, у него нет никакой цели, а только путь. И он такой всегда был. Всегда жил одним днём».
Владимир говорит, что их мать всегда переживала за Серафима, но сейчас это уже стало «привычкой»: «Он вроде есть, но далеко. Такой фантом. Лицо на фотографии».
Мать Серафима Ирина рассказывает ЛБ, что когда сын ушёл на войну, она поверила в Бога. Самошина молится за сына каждый день. Она, как и настоятель Трифон Михайловский, считает, что на Серафима влияет война — и не в лучшую сторону. «Нервный, неспокойный стал, — описывает она. — Но я им горжусь. Пускай он даже пьёт — ну, судьба такая».
Настоятель Свято-Троицкого Феодоритова монастыря Трифон Михайловский считает Серафима человеком «на распутье». «[После войны] ему трудно будет перестроиться, — говорит клирик. — По последнему настроению видно, что в монастырь он не хочет».
Иеромонах Геронтий (Геннадий Чудневич), с которым Самошин сидел в Ревдинской колонии, надеется, что «ни один монастырь Серафима не примет» и говорит, что «монастырь — это не стезя» Самошина.
«Он монах, а что толку! — восклицает Геронтий. — Таких монахов лучше бы и не было». Иеромонах напоминает о «страсти» Самошина к алкоголю и критикует его за то, что тот воюет. «Хорошие люди не будут убивать. А тут — пьют, убивают, пьют, убивают. Ну что это такое? Грош цена таким монахам!».
Сам Чудневич несколько лет назад перенёс инсульт, долго лечился. Сейчас он восстанавливает очередной монастырь — в Вологодской области.
Серафим раздумывающий
Все три раза Серафима Самошина отправляли воевать на Бахмутское направление. За это время он только однажды увидел православный храм — в селе Клещеевка, в начале 2023 года.
Самошин вспоминает, что за село тогда шли упорные бои. За местным, Свято-Покровским храмом, по словам монаха, «хохлы спрятали танк». «Танк выезжает, отрабатывает и — опять за храм прячется. Много проблем он доставлял», — описывает Серафим. И цитирует разговор с корректировщиком, который должен был навести миномёты, чтобы этот танк уничтожить. «Паренёк мне сказал, мол, храм жалко бомбить, хотя сам татарин был, — подчёркивает Самошин. — Он знал, что я монах. И спросил, будет ли грехом, если храм разрушить».
Серафим ответил собеседнику, что «греха не будет, потому что идёт война». «Ты ж не конкретно храм хочешь разбомбить, а выкурить врага, который прячется за ним специально», — вспоминает свои объяснения Самошин.
В итоге, воодушевлённо рассказывает Серафим, корректировщик рассчитал полёт снаряда так, что танк удалось уничтожить, а храм не пострадал.
— Вот чудеса, вот промысел Божий! — резюмирует монах.
Сейчас Клещеевка находится под контролем российских войск. Она (как и множество других населённых пунктов, включая сам Бахмут) полностью разрушена. От местного храма осталась половина здания, купола снесены при обстрелах. Серафим не видит в этом трагедии: «главное — о людях помнить, а храм можно восстановить».